Нахэма - Страница 28

* * *

Вальтер и его спутник долго ехали, не обменявшись ни одним словом. Они так быстро скакали, что должны были быть уже довольно далеко от Фрейбурга, но дорога, по которой они ехали, была совершенно незнакома молодому человеку, Вальтер чувствовал себя хорошо. Рана на голове больше не горела, и даже быстрая езда не утомляла его. Ему только трудно было думать, и в его памяти образовался какой-то пробел.

С каким-то беспокойным любопытством, в котором он сам себе не мог отдать отчета. Вальтер исподтишка разглядывал своего спутника, молча ехавшего рядом с ним, с лицом, полузакрытым плащом.

— Не будет ли нескромностью с моей стороны, неизвестный друг и покровитель, если я вас спрошу, куда мы едем? — спросил, наконец, Вальтер.

— Мы едем к Нахэме!

При этом имени рыцарь вздрогнул и у него вырвался сдавленный крик. Он все вспомнил: и процесс необыкновенной статуи, жившей в своей восковой оболочке, и ее осуждение на костер. Разве Нахэма спасена? — взволнованным голосом вскричал Вальтер.

— Конечно, она жива и находится у меня. Еще сегодня вы увидите ее.

Видя, что его зловещий спутник снова впал в таинственное настроение, Вальтер тоже умолк и задумался о Нахэме — обожаемом существе, которое он скоро увидит. Но с пробуждением памяти в его уме ожила также дурная сцена — сцена ужасная и отвратительная, бросавшая дурную тень на Нахэму. С болезненной ясностью он вспомнил ту ночь, когда по приказанию суда и епископа, он должен был примириться с женой. С сердцем, полным желчи и тоски, думая только о костре, который на следующий день должен был пожрать чудесную восковую фигуру, он вошел в спальню. Филиппина уже лежала в кровати. Сам он подошел к окну, желая собраться с мыслями и найти несколько подходящих фраз, с которыми можно было бы обратиться к жене. Прижавшись лбом к стеклу, он задумался, смотря на усыпанное звездами небо. Сдавленный крик заставил его обернуться. Онемев от ужаса, он увидел Нахэму, которая склонилась к своей сопернице и сдавила ей горло своими тонкими и гибкими пальцами. Поняв, что здесь готово совершиться преступление, он бросился к кровати, чтобы помешать ему. Он не любил Филиппину, но вовсе не желал ее смерти. Совесть кричала ему, что он дурно поступал с ней. Он понял, что причиной всего сделанного его женой были ревность и любовь к нему. Ей было всего восемнадцать лет, и она была слишком молода, чтобы умереть такой страшной смертью. Он бросился к кровати и закричал:

— Остановись, Нахэма!

Когда же он схватил Нахэму за руку, то неизвестно откуда получил сильный удар в голову, от которого как сноп свалился на пол.

При последних проблесках сознания, он увидел Нахэму, окруженную красным дымом, испещренным искрами, исходящими из ее волос и придававшими пурпурный оттенок ее воздушной тунике. Затем он вспомнил, что у него еще была минута просветления, когда его поднимали. Он видел бледное и расстроенное лицо матери, а также тело Филиппины, все еще лежавшее на кровати с посиневшей шеей. Ночная туника ее была разорвана, а на лице застыло выражение немого ужаса. Еще более смутно он вспоминал, что слышал погребальное пение и чувствовал запах ладана. С дрожью в теле он сказал себе, что тогда, без сомнения, хоронили Филиппину. О! он был на верном пути в ад. Страсть, бушевавшая в нем, не имевшая ничего общего с прежней любовью к Леоноре Лебелинг, несомненно, была демоническим чувством. Страсть, овладевшая им, уничтожила его разум и волю, и привела его на путь, по которому он следовал в настоящую минуту.

Резкий смех заставил Вальтера вздрогнуть. Быстро обернувшись к своему спутнику, молодой человек задрожал под устремленным на него жестким и насмешливым взглядом больших, зеленоватых глаз. Горизонт начинал уже белеть. Оба всадника выбрались из глубокого мрака леса, по которому ехали. При бледном и сумрачном свете наступающего дня, Вальтер увидел укрепленный замок, гордо высившийся на вершине скалы. К замку вела большими зигзагами узкая дорога. Оба скакуна, хотя и были покрыты пеной, тем не менее, поднимались по опасной тропинке с поразительной быстротой и уверенностью. Массивные стены и зубчатые башни вырисовывались все ясней и ясней, производя на Вальтера какое-то давящее впечатление. Это тягостное впечатление еще более увеличивало зловещее карканье стаи воронов, круживших над старым и мрачным зданием. Наконец, всадники добрались до небольшой площадки, раскинувшейся перед подъемным мостом. При их приближении мост со скрипом опустился, и они въехали на небольшой, мрачный двор, окруженный высокими стенами. На пороге высокой и узкой готической двери, к которой вело несколько ступеней, стоял маленький рыжий человек с хитрым и льстивым видом.

В эту минуту прокричал петух, и порыв ледяного ветра ударил в спину Вальтеру. Тот обернулся, чтобы узнать откуда это, и с удивлением увидел, что проводник его исчез. За ним стояла одна только его лошадь с закинутыми на шею поводьями.

— По всей вероятности, — подумал молодой человек, — он вошел через какую-нибудь другую дверь.

Рыжий человек вежливо поддержал его стремя, а затем попросил следовать за собой. Они прошли через вестибюль, поднялись по лестнице и целый ряд комнат, меблированных очень роскошно, но только во вкусе прошлых веков.

Особенно поразило Вальтера то, что все было пусто. Ни в залах, ни на лестницах, ни в коридорах не видно было ни воина, ни слуги, ни пажа, ни даже служанки. Замок казался пустым; повсюду царили тишина и молчание.

Наконец, провожатый ввел его в большую комнату, где на возвышении из двух ступеней стояла кровать с бархатными занавесками. Мебель была дубовая, роскошной резьбы. На столе стоял кувшин с вином и роскошный золотой кубок.